Читаем без скачивания Книга Кагала [3-е изд., 1888 г.] - Яков Брафман

Славин показал, что в подговорах на убийство в прошлом году учавствовал вместе с Богузой еврей Кацман, с шишкой на лбу. В эту же ночь, когда прибыл Ятвицкий из арестантских рот, то и он стал подговаривать. Богуза водил их в контору, где Фундалинский обещал им дать за это дело 175 руб. Там же были и служащие у него в конторе, которые, убеждая их, говорили, что за них вступятся, и что раввин сказал, что, по еврейскому закону, такого человека убить можно. Показатель и товарищи его, т. е. Ятвицкий, Адельский и Бельчиков, были и на дому у Фундалинского, а также у Шендерихина, который после убийства дал им 35 руб. у себя в квартире. Накануне убийства, вечером, они были в конторе и пили водку. Были: он, показатель, Ятвицкий, Адельский, Бельчиков и Богузо, и тут окончательно порешили убить Хацкеля. На другое утро были опять в конторе. Туда же пришел и Хацкель. Из конторы они, вместе с Пороховником, пошли в цех, где пили водку. Зайдя потом к Богузе, они разошлись по домам, а вечером, после ученья, опять собрались у Богузы. Показатель пришел с Ятвицким; там были уже Адельский и Бельчиков. Вскоре пришел черненький портной, а также и Пороховник. Посылал ли Богузо за Пороховником — не знает. Отсюда, по рапоряжению Богузы, пошли в дом Ятвицкого. Портной с ними не ходил, Ятвицкий разговаривал с Пороховником о какой-то перине. Пороховник все требовал от Ятвицкого, чтобы он выдал какую-то украденную перину. Обещаясь выдать ее, Ятвицкий позвал Хацкеля в поле, за ним пошли все, будучи порядочно выпивши, не исключая и Хацкеля. В поле Ятаицкий накинул Хацкелю на шею веревку, которую дал ему Богузо еще у себя в квартире. Адельский подхватил веревку с другого конца, но она порвалась, и Хацкель побежал. Показатель придержал его за плечо, а Ятвицкий схватил его за руки, тут накинулись на него все четверо и повалили, но ударов по голове показатель не наносил. Потом, бывшим на Пороховнике шарфом, Адельский и Бельчиков его задушили. Раны на лице нанес и рот порезал Пороховнику каким-то ножом Ятвицкий, а показатель тогда держал Пороховника. Портмоне с деньгами 10 руб. 50 коп. вынул показатель и передал их Ятвицкому. Убив Пороховника, они принесли Богузе шапку убитого; в это время у Богузы был маленький портной, Кацман (с шишкой) и еще кто-то. Богуза с шапкой пошел в контору, но, вернувшись вскоре, сказал, что шапка — не знак и что контора требует двух пальцев. Получили ли они в тот вечер деньги — не помнит, но, кажется, что получили 25 руб. В тот же вечер показатель, Адельский и Бельчиков закопали труп Пороховника, взяв для этого у Богузы две лопаты. На другой вечер они ходили откапывать труп и отрезали два пальца; показатель держал руку, а Адельский резал. Богуза, получив пальцы, завернул их в бумажку и понес в контору. В это время у Богузы были тоже евреи, но кто именно — не помнит. После этого, на другой день или в тот же раз, пошли они с Богузой в контору, где Фундалинский дал им 50 руб. Утром, на третий день убийства, Богуза сказал, что надо схоронить Хацкеля, тогда контора выдаст остальные деньги. Вечером у Богузы были подготовлены подвода и подводчик (швагер солдата Михельсона). За трупом ездили показатель, Адельский, Бельчиков и извозчик и привезли к крыльцу Богузы. На крыльцо вышли евреи, из коих помнит только портного и того, что с шишкой. Евреи посмотрели на труп и плюнули на него. Богуза вынес мешок, в него положили тело, а также два камня и шубу и повезли к озеру. Ятвицкий остался у Богузы, который поехал с ними. На берегу была приготовлена лодка, в которую и положили тело. С одного конца сел Богуза, а с другого показатель, Адельский и Бельчиков. На мелком месте озера они выбросили труп: Богуза, взяв за конец длинную веревку, которая была привязана к ногам, тянул труп за лодкой до глубокого места и после бросил веревку. Шуба всплыла вверх, ее взяли и кто-то сходил опять за мешком, в который вложили шубу и затопили особо от тела, ближе к тому берегу, где дом Богузы. После похорон они получили от Шендерихина 35 руб., Богузо дал 10 руб., кажется, от того еврея, что с шишкой. Показателю досталось 25 руб., Ятвицкому — 30 или 35 руб., Адельскому тоже 25 руб., наверное, впрочем, не помнит, а Бельчикову — 15 руб.; последнему Ятвицкий обещал больше, но не дал, почему Бельчиков и выдал их. Когда Фундалинский выдал 50 руб., то при этом были два толстяка конторские, которые за убийство обещали больше денег: в конторе говорили, что дадут 300 руб. Выдавались ли на это деньги из погребального еврейского фонда — не знает.

На очных ставках, данных сознавшимися в убийстве по случаю разногласия их показаний, выяснено следующее: Славин согласился с Адельским, что Адельский, придя в дом Зевеля (Богузы), застал уже там его, Славина и Ятвицкого; Адельский же на улику Славина, что он тоже был у Шендерихина, когда они получили от него 35 руб., объяснил, что, может быть он и был, и согласился со Славиным, что, может быть, и он, Адельский, отрезал пальцы у трупа, но отрицал, что он был при том, как в конторе им обещали 175 руб. и остался при своем показании, что Шапира отдавал деньги в шинке Богузы. Наконец Адельский согласился со Славиным и в том, что, может быть, он и действительно тянул за шарф вместе с Бельчиковым. Славин уличал Ятвицкого в том, что деньги, вынутые из кармана Пороховника, он отдал Ятвицкому; что раны по лицу делал Ятвицкий и что показания Ятвицкого о том, что он им не помощник, неправильно; напротив того, когда схватили Хацкеля и повалили, то Ятвицкий заметил, что у них, Славина и Адельского, дрожали руки и они оробели, и кричал на них: «Помогите, а то я пропаду». Ятвицкий возразил, что денег от Славина он не брал, что раны Пороховнику нанес Славин, что веревку на шею накинул он же и что криком он никого не принуждал; в отношении обещанных денег за убийство Ятвицкий объяснил, что слышал как обещали 50 руб., а может быть, Славину обещано было 175 руб., так как Славин вообще был старший в этом деле и с подговорщиками о том больше разговаривал.

Об организации шкловских питейной конторы и кагала и об отношениях их к покойному Хацкелю Пороховнику следствием добыты следующие данные:

Пейсах Либерман под присягой показал, что Шкловская питейная контора существует лет 50, состоит в арендном содержании у Фундалинского в компании с Ландау, по доверенности от Тревса, и устроена с чисто коммерческой целью. Поступающие от продажи вина барыши исключительно поступают в пользу Фундалинского и его доверителя. Служащие в конторе Шапира, Бернштейн, Бобров и прочие в барышах конторы не участвуют, а получают одно лишь жалованье, без сомнения рассчитанное пропорционально удачам конторы. Выгоды от винной операции заключаются в том, что контора продает вино по 5 руб. 20 коп. за ведро, между тем как в кабаках, например, у Мордуха Кагана (на церковной земле) то же вино, да еще и лучше, отпускается от 3 руб. 80 коп. — до 4 руб. Такая высокая цена и право монополии конторы хотя и поддерживается, по мнению показателя, взаимным согласием конторы и общества, но за всем тем от времени до времени являлись личности, которые, торгуя вином в подрыв конторе, становились тем самым в неприязненные с нею отношения, и одною из таких личностей был покойный Хацкель Пороховник, который, при своей двусмысленной репутации вообще, обладал еще страшно неуживчивым характером, вследствие чего и был преследуем. Так, подвергся он однажды ужасным побоям, будучи задержан с небольшим количеством вина еще во время управления конторой Махневича, о чем было заведено дело у станового пристава. Во время заведования конторой Лурьей Хацкель открыл «подрывной» кабак, но этот кабак ему закрыли. Пороховник служил также помехой и резникам, обнаруживая их плутни. Показатель в следствие изложенного им выводит заключение, что Хацкель убит не по злобе или другим личным видам убийц-солдат, а что они могли быть лишь орудием посторонней ненависти, но чьей — показатель не знает и подозрения ни на кого не имеет.

Смотритель шкловского еврейского училища Яков Пескин под присягой показал, что контора состоит в зависимости от шкловского кагала и платит ему за монополию продажи вина, за устранение подрывов и за повышение цены на водку от 1.500 до 2.000 руб. в год. Деньги эти вносятся кагальным: Генкину, Гуревичу, Нисельсону, Аскинази и Давиду Лифшицу, а также цеховому старшине. Кагал, в свою очередь, защищает контору от подрывов, и, в противном случае, лишается права на вознаграждение; а поэтому, в случае обнаруженного подрыва, кагал своей властью или заставляет то лицо мириться с конторой, или же принимает демарш посерьезнее: начинает преследовать такого человека, облагает его херемами (анафемами), проклятиями, исключает из еврейской среды, а в случае упорного сопротивления решается на инквизиционное убийство. Хотя и контора в таких случаях не остается равнодушною, но исполнителем всех этих мер является кагал, который, в случае нужды, доставляет ей даже солдат с барабанами для экзекуции, как это случилось в зиму 1873 г. с одним бедняком Каганом, осмелившемся продать дешевую водку, о чем известно жандармскому капитану Клюеву. Тем не менее все эти проделки кагала, в главе коего стоят названные Несельсон, Гуревич и другие, все испытанные мошенники, в глазах простого народа остаются незаметными, так как в глаза бросаются исключительно одни только конторские, но не кагальные. Хацкель вредил конторе подвозом дешевой водки, кагалу же своими доносами на покупку им беглых солдат для сдачи в рекруты, на подделку лет в метриках у раввина, на совершение ложных присяг, на продажу резниками дохлых коров, что особенно вредило коробочному сбору, на продажу табаку с подложными бандеролями [акцизными марками] и т. п.